Лесной фронт. Задача - выжить - Страница 43

Я молча кивнул.

— Теперь ты у нас единственный подрывник в отряде и если с тобой что-то случится, то делать и ставить мины будет некому. В общем, я решил дать тебе в подчинение несколько человек, что б ты обучил их этому делу. Справишься?

Я немного подумал и кивнул. Хотя чему я, сапер-недоучка, могу обучить бойцов? Разве что устроить краткий курс по устройству взрывателей и показать некоторые трюки, которым меня успел обучить старшина.

— Хорошо, товарищ капитан. Только Вы дайте мне бойцов из артиллеристов. Они уже некоторым вещам обучены и мне проще будет с ними работать.

— Договорились. — согласился капитан. — Теперь второй вопрос — ты осматривал оставшееся на складе? С теми запасами взрывчатки, которые остались, можно работать?

— Не осматривал, товарищ капитан. Сейчас темнеть начинает — займусь этим уже утром.

Капитан недовольно нахмурился и я поспешил продолжить:

— Там особо осматривать нечего. Я посмотрю, если на каком-то ящике будут следы от осколков — его отнесем в сторону. От попадания осколка снаряд или мина в ящике могли встать на взвод. Работать с такими — опасно. Остальное — вполне пригодно.

— Хорошо, — капитан кивнул. — Утром пришлю тебе людей, осмотрите склад и сразу начнешь обучение. Можешь быть свободен.

Немного побродив еще по лагерю, я понял, что спать абсолютно не хочется. Поразмыслив немного в поисках дела, на которое можно отвлечься, я решил привести в порядок трофейную куртку. Погоны, петлицы и нашивки я уже спорол. Осталось только застирать пятно от крови на спине. Взяв куртку, я отправился к реке и при слабом вечернем свете принялся оттирать мылом засохшую кровь. В результате получилось большое желто-бурое пятно. Критически осмотрев результаты своей работы, я все же пришел к выводу, что лучше куртка с пятном, чем вылинявшая гимнастерка с неисчислимым количеством дыр. С этой мыслью я пошел спать.

На следующее утро я снова проснулся рано. Есть абсолютно не хотелось, поэтому я сразу направился к, ставшему уже моим, хозяйству. Когда я вышел на поляну, первым что бросилось в глаза были последствия вчерашнего несчастного случая — изуродованное дерево и следы крови на траве. Ящики со снарядами казались чем-то мрачным, злобно поджидающим моей ошибки. Борясь с желанием развернуться и уйти, я закурил, стараясь выгнать из головы мысли о случившемся. В конце концов, более-менее приведя в порядок мысли, я отправился к складу. Осмотрел ящики — никаких повреждений не было. Несколько обнаруженных сколов и вмятин были явно старыми.

— Леша, нам капитан приказал явиться к тебе. — произнес сзади знакомый голос.

Я обернулся. На тропе, ведущей к лагерю, стояли четыре бойца, среди которых был Лешка Митрофанчик — один из группы Терехина, с которой я попал в партизанский лагерь. Бойцы, опасливо поглядывая на склад взрывчатки, жались поближе к деревьям, не рискуя выходить на поляну.

— Расслабьтесь, — сказал я. — если никто не сделает какую-нибудь глупость, ничего не взорвется. Капитан сказал зачем вас прислал?

— Товарищ капитан, — ответил за всех Лешка, — сказал, что мы поступаем к тебе в подчинение и приказал явиться сюда.

— Ясно. Значит так, бойцы, капитан решил, что в отряде должны быть еще люди, кроме меня, которые смогут работать со взрывчаткой. Поэтому, мне приказано обучить вас тому, что знаю сам. Вы все, как я понимая, артиллеристы? — я дождался кивка и, покопавшись в ящике со взрывателями, достал М1. — Это что такое?

Для того что б передать свой небольшой опыт вверенной мне четверке бойцов, хватило трех дней. Парни оказались толковые и, в силу своей воинской специализации, уже кое-чему обученные. С устройством большинства отечественных артиллерийских взрывателей, имевшихся у нас на складе, они, в общих чертах, уже были знакомы. Так что мне оставалось только научить их приспосабливать для применения в качестве минных взрывателей и, более углубленно, провести курс лекций о взрывателях противника. До обеда бойцы занимались со взрывателями, а после — извлечением тола из оставшихся мин.

Компания у нас подобралась веселая. Про Лешку Митрофанчика я уже рассказывал. Добавлю только, что за время пребывания в партизанском лагере он немного оживился и его веселый характер развернулся в полной мере. Из-за еще не зажившего плеча долбить тол я его не ставил — давал ему только поручения, не предполагающие физических нагрузок.

Андрей Винский, ранее служивший заряжающим при 122-миллиметровой гаубице, был ростом даже повыше Митрофанчика. Был он абсолютно лыс и чем-то напоминал мне Фантомаса. Впрочем, характером Андрей совсем не походил на того супер-злодея. Спокойный, даже флегматичный, он только добродушно порыкивал на постоянные шуточки Митрофанчика насчет преимуществ лысой головы и разочарованности этим фактом вшей и прочей насекомой живности.

Максим Гришин, до войны служивший вместе с Винским, был его полной противоположностью. Небольшого роста, юркий как мышь и с постоянным хитрым блеском в глазах. За время общения с ним у меня создалось впечатление, что это человек у которого можно найти все что угодно, а если чего-то все же не найдется — он знает где это достать. Даже одежда на нем казалась новенькой, чистой и без единой дырки. Чувство юмора у него было не меньше чем у Лешки — в его лице Гришин нашел постоянного партнера по шуткам и, во время добычи тола, над поляной, почти не смолкая, звучал смех.

Последний член моей группы не был похож ни на одного из остальных и держался, как бы, особняком. Сергей Селиванов, служивший ранее наводчиком 'сорокапятки', был насквозь идейным человеком. Еще когда переданные мне в подчинение и на обучение бойцы только вышли на поляну, я заметил его осуждающий взгляд, которым Сережа прямо прожигал мою трофейную куртку. Видимо он считал, что для советского человека носить 'фельдграу', пусть даже взятое в бою, недостойно. Сам он был одет в более-менее целую гимнастерку, чистые штаны и почти новые сапоги. Черные волосы Селиванова были всегда аккуратно причесаны, а лицо чисто выбрито. На шутки он не отвечал, видимо, принципиально, и все его разговоры были только на одну тему — бить врага где угодно, как угодно и чем угодно.