Лесной фронт. Задача - выжить - Страница 42

— Я… — горло снова пересохло. Кто-то протянул мне флягу и я жадно припал к горлышку, выхлебав почти всю воду чуть ли не залпом.

— Я в лагерь пошел. — отстранив опустошенную флягу я кое-как встал ровно. Ноги дрожали и подгибались, будто ватные, а поляна продолжала немного кружиться. — Время обеда ж уже. А старшина сказал, что хочет еще снаряд разобрать, а потом тоже обедать придет…

Я замолчал. Над поляной повисла тяжелая тишина. Все стояли и смотрели на то, что осталось от Трепова. Только врач, краем уха слушая мой рассказ, быстро подбежал к лежащему на земле старшине. Присел над ним, внимательно осмотрел тело, что-то пощупал и, выпрямившись, покачал головой.

— Мертв. — спокойным тоном вынес он свой вердикт и, развернувшись, направился к капитану.

— А если б даже был жив, с такими ранами я ничего в этих условиях не сделал бы.

— Он со снарядом от 'сорокапятки' работал. — мне вдруг пришло в голову, что в произошедшем могут обвинить именно меня. Мы же только вдвоем были на поляне, никаких свидетелей. Потом я так удачно, перед самым взрывом, ушел, остался жив-здоров, а, не вызывающий подозрений, в отличии от меня с моей мутной легендой, старшина — погиб.

— Там МД-5 скорее всего был. Взрыватель… Он ненадежный очень…

— С этим — бывает, — я увидел Трофимова, того самого лейтенанта-артиллериста, который водил группу в поселок. — У нас как-то ящик со снарядами уронили, когда в машину загружали…

— Я знаю, что такое МД-5! — перебил капитан и снова повернулся ко мне. — Сейчас отдыхай, а вечером жду тебя у себя.

— Товарищ капитан, похоронить старшину надо… — начал было я, но капитан уже отвернулся.

— Зинченко! Берешь двух бойцов и похороните старшину. Остальным — вернуться к исполнению своих обязанностей. Разойдись!

Поляну, на которой произошел несчастный случай, покинули все, кроме меня и еще троих бойцов. Несмотря на приказ капитана, я не мог просто так уйти. Я просто обязан был хотя бы присутствовать на похоронах. Бойцы положили тело на кусок брезента, который я снял с ящиков со снарядами, и понесли в лес. Место выбрали неподалеку — под густым кустом, по форме напоминавшим пушистое облако. Один из бойцов побежал в лагерь за лопатами, а я сидел, смотрел в землю и курил сигарету за сигаретой. В голову пришел вопрос — а есть ли у старшины какие-то документы или, хотя бы, капсула? Так ведь и появляются могилы неизвестных, которые находят в будущем и перезахоранивают под надписью 'неизвестный солдат'. Сколько таких неизвестных уже обнаружили поисковики на просторах бывшего Союза? Вряд ли ведь выжившие в мясорубке войны партизаны из нашего отряда вернуться сюда и перезахоронят тело Трепова под его настоящей фамилией. Скорее всего его здесь просто не найдет никто. А если найдет — будет еще одна могила с неизвестным или, как увиденный мной под Лютежом, простой крест из палок в лесу с написанной от руки табличкой 'Русский солдат'. Нет, надо что-то положить в могилу. Что б, если потом найдут старшину, можно было его идентифицировать. Похоронить под его фамилией, сообщить родственникам, если таковые найдутся. Только что положить? Бумаги нет, да и писать нечем. И не переживет, скорее всего, бумага десятилетия в земле. Вспомнил, что на форуме как-то выставляли фотографию найденной при бойце ложки, на которой была выцарапана его фамилия. На чем нацарапать фамилию Трепова?

Приняв решение, я, под удивленные взгляды копавших могилу бойцов, побежал обратно на поляну. Быстро осмотревшись и найдя искомое, я подобрал гильзу от 'сорокапятки', штык, которым выковыривал тол, и побежал обратно.

— Документов у старшины нет. — пояснил я бойцам. — Надо что б в могиле было хоть что-то с его фамилией. Что б после войны, когда немцев прогоним, похоронить его по-человечески.

— И то правильно. — сказал один из копавших, молодой парень лет девятнадцати, и вернулся к прерванному занятию.

А я сел под деревом и принялся выцарапывать на боку гильзы, стараясь делать как можно более глубокие борозды, слова — 'Трепов В. А. 1941'.

Остаток дня я, не замечая ничего вокруг, слонялся по лагерю. Весть о случившемся быстро разнеслась среди партизан и везде меня встречали сочувственными взглядами. Один раз подошла Оля, поинтересовалась моим самочувствием. Но отвечал я чисто автоматически и забыл разговор сразу же, после того как ее позвал Феликс Натанович и девушка убежала. В голове крутились только две мысли — о старшине, который так глупо погиб, и о том, что на его месте мог быть я. Опасная мне все-таки досталась специализация. Там, в будущем, я вообще старался не брать в руки ничего взрывоопасного и аккуратно прикопать найденный ВОП (*взрывоопасный предмет) обратно. Брал только то, что опасности не представляло — гранаты с заглушками, мины без взрывателей и т. д. Даже пить пиво на выездах перестал после того, как осознал, что в прошлый раз расслабился настолько, что начал вычищать ножом забившуюся в щели грязь из найденной гранаты. А сейчас приходится разбирать и переделывать те самые взрыватели, которых я так боялся.

Я пришел в себя только когда солнце, окрашивая деревья красноватыми оттенками, скрылось за деревьями где-то на западе. Вспомнив, что капитан приказал зайти вечером, я направился к его шалашу.

Капитан сидел на бревне и что-то обсуждал с Митрофанычем.

— Товарищ капитан… — начал я, но тот перебил.

— Присаживайся. — он указал на бревно слева от себя.

Я присел рядом и молча ожидал когда капитан расскажет мне зачем звал.

— Нехорошо с Треповым вышло. — после паузы продолжил капитан. — Хороший мужик был.