— А командир что? — спросил я, нарушив затянувшуюся паузу.
— Командир приказал их накормить и отвести домой. Мол, не детское это дело — война.
— Ну и правильно! — согласился я с решением капитана. — Пусть растут лучше, да потом страну после войны поднимают.
— А они ему, — продолжал старшина, — и говорят, что все равно в лес сбегут. Подберут оружие — благо его в лесах валом — и будут сами фашистов стрелять.
Оружия действительно по лесам и полям валялось в достатке. Бери — не хочу. И брали такие вот мальчишки и девчонки. И некоторые даже стреляли. А потом немцы прочесывали ближайшие села, обыскивали каждый угол. И находили припрятанные винтовки. В стогах, на сеновалах, под крышами… А потом эти мальчишки и девчонки болтались в петлях с табличками 'Партизан'. И хорошо если только они одни — вырезались за связь с партизанами целые села. И все из-за одной найденной винтовки, из которой могли так и не выстрелить ни разу.
— И что им командир ответил?
— Говорят, что стыдить начал. Мол, мамки дома-то вообще в одиночестве остались. Отцы воюют, старшие сыновья — тоже. А тут, говорит, вы туда же. Только пацаны упрямые попались. Будут фашиста бить — и все. С места не сдвинешь!
— А нашли они нас как вообще? Не просто ж по лесу бродили, пока на лагерь не наткнулись?
— А тут, — усмехнулся старшина, — уже другая история. Говорят они по следу Трофимова шли. Что телегами теми он целую тропу к лагерю протоптал.
— Это как — 'протоптал'? — я не мог поверить услышанному. — Нас же теперь немцы без проблем найдут! Если пацаны додумались по тележному следу в лес пойти…
— Та знаю я! — перебил старшина. — Капитан, после того как мальчишек увели, вызвал Трофимова и такой разнос ему устроил… Говорят, орал как бешеный! И посты приказал, дополнительные, устроить на расстоянии дня пути от нас. А ближние — усилить. Снова немного помолчали. Я ссыпал накопившиеся куски тола в коробку и вновь заработал штыком.
— Уходить нам теперь надо. — произнес я. — Если немцы лес прочесывать начнут — легко на след выйдут. После аэродрома, колонны и исчезнувших полицаев в том поселке они по любому должны будут заинтересоваться, кто это здесь в лесу хозяйничает.
— Надо, наверно… — поразмыслив, сказал старшина. — Только не наша это забота. Как командир решит — так и будет.
Незаметно подкралось обеденное время. Почти весь тол из мины я уже достал, а старшина, который закончил со своей миной минут на двадцать раньше меня, возился возле ящиков со снарядами.
— Валентин Александрович, — я воткнул в землю штык и посмотрел на натертые ладони. — вы как насчет поесть?
— Вот сейчас с этой дурой разберусь, — ответил старшина, вытаскивая из ящика 45-миллиметровый снаряд, — и поедим. А ты иди, Леша, если хочешь. Я скоро подойду.
Долго уговаривать себя я не дал. Поднялся, вытер об гимнастерку руки и, подобрав свои вещи, направился в сторону лагеря. Солнце стояло в самом зените, посылая на землю уже не просто теплые, а жгучие лучи. Поэтому я старался идти под деревьями, где была самая густая тень. Становилось душновато — наверно к дождю. На полпути к лагерю я остановился и достал сигарету. Хорошо все-таки летом в лесу! Свежий воздух, зелень, птицы поют… Вдруг позади грохнуло. С жужжанием что-то гулко ударило в ствол дерева, за которым я стоял.
— Старшина! — заорал я и, отбросив в сторону так и не зажженную сигарету, бросился назад.
Через пару секунд я выскочил на поляну и остановился. Все так же лежали посреди поляны пустые болванки от мин, из которых мы со старшиной добывали взрывчатку, рядом стояла коробка с толом и торчал из земли мой штык. Накрытые брезентом ящики с нашими запасами стояли на своем месте. Поляна выглядела так же, как минуту назад, когда я пошел обедать. За исключением ее дальнего края. Как раз там, где находилось дерево, в развилке которого старшина обычно ослаблял гильзы что б извлечь из них снаряды. Развилки больше не существовало. Более тонкая ветвь этой рогатки лежала на земле, зеленея в траве свежей листвой. Основной ствол дерева, в том месте, где эта ветвь раньше росла, зиял белым шрамом. А в нескольких метрах слабо подергивалось окровавленное, изуродованное тело старшины.
Перед глазами у меня все закружилось и я привалился к ближайшему дереву. Я же только минуту назад разговаривал с этим изуродованным трупом, который тогда еще был живым и здоровым человеком! Обсуждал с ним пришедших в отряд детей и наследившего Трофимова. Только сегодня утром одолжил ему кусок мыла… Я же только минуту назад сам сидел на этой поляне! Сзади послышался топот и кто-то затряс меня за плечо, что-то у меня спрашивали. Я ничего не слышал и ничего не соображал. Перед глазами стоял только Трепов, то живой и обещающий скоро присоединится ко мне за обедом, то изуродованный взрывом и лежащий на земле. А все обращенные ко мне вопросы перекрывало, все еще звучащее в голове, эхо недавнего взрыва.
— Найденов, мать твою! — кто-то сильно ударил меня по щеке.
Я кое-как сфокусировал взгляд и сумел разглядеть нависшее надо мной лицо Митрофаныча. Огляделся — вокруг стояло человек десять и все выбегали из леса новые партизаны.
— Ты в порядке? — снова спросил Митрофаныч.
— Я… — из горла доносилось какое-то карканье и мне пришлось несколько раз сглотнуть. — В порядке…
— Что здесь произошло? — тяжело наваливаясь на костыль появился капитан. Видимо, несмотря на раненую ногу, он проделал весь путь до поляны бегом. Рядом с ним шел запыхавшийся Феликс Натанович.