— Та бис його знае. Що казалы, то й знаю.
— Ну что, Лешка, — повернулся я к Митрофанчику, — пошли оборону занимать?
Поблагодарив разъяснившего нам обстановку партизана, мы побежали на окраину лагеря, где спешно занимал круговую оборону отряд.
— Вообще странно, — сказал я, упав за деревом и положив перед собой МП, — Разведчиков в небе не было, заставы тоже никого не поймали. Или немцы точно знают где мы, или они про нас вообще не знают и десант сбросили не для нас.
— А для кого же? — удивился Лешка, пристраивающий карабин между выступающими корнями соседнего дерева. — Тут, кроме нас-то, никого.
— Вот мы, когда через реку перебирались, тоже думали, что кроме нас тут никого. — напомнил ему недавние события я.
Минут десять мы лежали молча. Холод от земли начал постепенно пробираться сквозь куртку, навевая мысли о простуженных почках. Больно врезались в живот автоматные магазины.
— А может это не немцы? — подумал я вслух, поправляя мешавший подсумок.
— А кто ж тогда? — отозвался Лешка.
— Может наши.
— Думаешь, наступают? — в голосе Митрофанчика зазвучала радость. — На запад фашиста погнали?
Нет, дорогой. На запад мы еще немцев нескоро погоним… А сюда до 1944 вообще не дойдем. Так что, максимум — диверсионная группа. Но вслух говорить такое нельзя.
— Не знаю. — произнес я.
Мы еще помолчали.
— Слышишь? — спросил вдруг Лешка.
Я прислушался. Откуда-то доносились звуки стрельбы.
— Стреляют, вроде… — неуверенно произнес я.
— Значит, не наши. — вздохнул Лешка и принялся еще внимательнее всматриваться в темноту ночного леса.
Перестрелка продолжалась всего несколько минут. Наступила гробовая тишина, не нарушаемая ни шепотком, ни шорохом. Все напряженно прислушивались к звукам леса.
— Как думаешь, кто кого? — спросил Митрофанчик.
Я промолчал. Время тянулось медленно, как густой мед. Сколько я здесь уже лежу? Час? Казалось, уже давно должно было наступить утро, но в лесу царила все та же темнота. Хотелось вскочить и куда-то бежать, что-то делать. Я сдерживал себя изо всех сил. Наконец началось какое-то движение.
— Отбой! — прокричал кто-то.
— И что это было? — вставая и отряхиваясь спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Пойдем узнаем. — ответил Лешка.
Мы пошли обратно к центру лагеря. Там снова собралась толпа. Мы протолкались сквозь плотный строй партизан и увидели виновников ночного переполоха. Перед майором стояли девять человек, одетых в форму Красной Армии. Десятый парашютист сидел на земле. Над ним как раз хлопотала Ксанка, заведовавшая в отряде санчастью. Судя по всему у бойца была прострелена нога и наша врач как раз заканчивала ее перебинтовывать. Чуть в стороне лежали девять пухлых вещмешков и что-то, показавшееся мне большой коробкой.
— Старший лейтенант Бредун. — представился один из парашютистов. — Товарищ майор, прошу поговорить с Вами наедине.
Была дана команда разойтись, которую партизаны исполнили с явным нежеланием. Они расходились, то и дело оглядываясь на ночных пришельцев, буквально свалившихся на голову отряда. Тут и там раздавались вопросы, основной сутью которых было недоумение по поводу чудесного превращения 'немецкого десанта' в бойцов Красной Армии. Кто-то выразил ту же надежду о наступлении, которую недавно высказал мне Лешка.
А через полчаса, меня вызвали к командиру. Пройдя мимо бдительного часового, охранявшего разговор капитана с захваченными парашютистами от любопытствующих партизан, я подошел к майору. Тут же присутствовала вся группа парашютистов, за исключением раненного, и Митрофаныч, который, похоже, успел и здесь выбиться в советники командира.
— Боец Найденов по Вашему приказанию прибыл. — отрапортавал я, остановившись перед майором.
— Вольно. — скомандовал тот. — Вот, товарищи, и Найденов. Наш командир группы подрывников. Товарищ старший лейтенант, введите его кратко в курс дела.
В общих чертах, ситуация оказалась следующая. К нам на голову действительно свалились советские диверсанты. Где-то, в штабных высях, было принято решение перерезать одну из важнейших коммуникаций, по которым немцы гнали свои войска на фронт, перевозили технику, боеприпасы и прочую матчасть на восток, а обратно — на запад — вывозили к себе награбленное. Группе старшего лейтенанта Бредуна была поставлена задача взорвать железнодорожный мост у Александрии, а после — организовать партизанский отряд, с которым продолжать диверсионную деятельность на ровенском транспортном узле, а также собирать и передавать разведданные о движении противника. Здесь диверсионной группе сильно повезло — их выбросили практически над уже действующим партизанским отрядом. Так что, половину задачи можно было считать выполненной. Повезло и нам. На наш отряд, отрезанный от всего остального мира и пока что слабо представляющий, что же делать дальше, в буквальном смысле с неба свалился радиопередатчик, да еще и переводчик с немецкого. Слава Богу, радист группы, запутавшийся в ветвях дерева, не успел уничтожить ни свою машинку, ни шифры. А в набитых вещмешках группы оказалось больше двух сотен килограмм тола и всякие хитрые приспособления для подрывного дела. Теперь мы сможем развернуться в полную силу. Но улыбка, которой судьба одарила посланную командованием разведгруппу, оказалась с изрядной долей ехидцы — один из двоих подрывников, входивших в состав группы, был ранен партизанами, которые, по недоразумению, приняли ее за немецкий десант. Вот поэтому понадобился я — как самый опытный подрывник отряда. Эх, знали бы вы о том, насколько я опытен на самом деле…