Лесной фронт. Задача - выжить - Страница 35

Под навесом лежали восемь раненых бойцов. Подстилками им служили какие-то мешки, из прорех в которых торчала, набитая туда чей-то заботливой рукой, трава. Кто-то, несмотря на теплую погоду, был укрыт мешковиной или куском брезента, кто-то, наоборот, лежал с обнаженным торсом. В основном, раненные были без сознания. Только двое негромко переговаривались между собой. А один из бойцов, мотая полностью забинтованной головой, громко стонал в бреду. Как раз над ним присел и что-то колдовал местный хозяин — 'фельшер', как его называл Митрофаныч.

Услышав наши шаги врач встал и обернулся. Среднего возраста мужчина, с очень характерной еврейской внешностью. Под кучерявой, смолисто-черной шевелюрой поблескивали сквозь круглые стекла очков в тонкой проволочной оправе такие же черные глаза. Сами очки вольготно расположились на длинном носу. Упрямый изгиб рта и волевой подбородок говорили о том, что с этим человеком лучше не спорить. Врач был гладко, до синевы, выбрит. Одет он был в гимнастерку без всяких знаков различия, впрочем практически целую — несколько заметных прорех были аккуратно зашиты — и, как будто, выглаженную. Так же поражали чистотой и отсутствием дыр, как у большинства из нас, его брюки. Сапоги, впрочем, были настолько же убитые как и у остальных.

— Феликс Натанович, — обратился к мужчине капитан. — Я бойцов привел к товарищу политруку. К нему можно?

— Почему же нельзя? — голос у Феликса Натановича был глубокий и без всякого следа воспетой анекдотами еврейской картавости, которую я невольно ожидал услышать. — Даже нужно, товарищ капитан. Он мне всех больных уже переполошил — вас звал. Вы уж, будьте так любезны, скажите ему что б не шумел. А то меня он слушать не хочет.

— Скажу, Феликс Натанович. Обязательно.

Кивнув врачу, капитан похромал в дальний угол импровизированного лазарета. Только сейчас я заметил там Терехина. Политрук, голову которого украшал внушительный слой относительно чистых бинтов, сидел привалившись к одному из древесных стволов, служивших подпоркой для тента. Сидел он в какой-то скрученной позе, поджав колени и спрятав лицо в ладонях упертых о них рук. На наше приближение он не отреагировал — то ли спал, то ли о чем-то глубоко задумался.

— Товарищ младший политрук, — услышав голос капитана, Терехин поднял бледное, осунувшееся лицо и посмотрел на нас. — Вы почему мешаете врачу работать?

Политрук с трудом встал. При этом его немного повело в сторону — видимо закружилась голова. Сотрясение мозга, подумал я, Терехин поймал стопроцентно. Однако, не обращая внимания на разрешение капитана не вставать, он упрямо поднялся на ноги. Правда, все же, стоял, привалившись спиной к дереву. — Товарищ капитан, — слова политруку давались, явно, с трудом. — Я просил врача привести вас и моих бойцов. Отпустить меня самого к вам он отказался…

— С вами, товарищ младший политрук, — перебил капитан, — мы уже все обсудили. И, насколько я помню, договорились, что вы дождетесь возвращения ваших бойцов с боевого задания. Впредь, я вам, как командир отряда, в расположении которого вы в данный момент находитесь, приказываю не отвлекать врача от исполнения его обязанностей.

— С задания? — судя по выражению лица, Терехин пытался что-то припомнить, а потом указал на меня. — Он тоже ходил на задание?

— Боец Найденов, как один из двух подрывников в моем отряде, тоже ходил на задание. Я помню ваши сомнения относительно него, товарищ младший политрук, но, исходя из доклада командира группы, Найденов полностью доказал свою верность Родине. — это что же, бдительный политрук, пока меня не было, успел уже поделится своими подозрениями с капитаном? Вот ведь, какой бдительный оказался. Только пришел в себя, еле говорит, а сразу начинает указывать на меня как на возможного дезертира или, того хуже, вражеского шпиона!

— …на мине, заложенной им, — продолжал тем временем капитан. — подорвалась немецкая машина, в которой погибли вражеские солдаты. После взрыва Найденов, вместе с остальными бойцами группы, открыл огонь по противнику. Я думаю этого хватит для того что б снять с него подозрения?

Как по мне — так хватит с головой. А Терехин, после речи капитана, долго молчал, переводя взгляд с него на меня и обратно. Но, в конце концов, он кивнул. Хотя я сомневаюсь, что бдительный политработник так легко от меня отстанет. Словам капитана он конечно поверит, но потом сам их перепроверит. И не один раз.

— Товарищ капитан, — продолжил после длительной паузы Терехин. — Я считаю, что нам необходимо продолжить идти на соединение с действующими частями Красной Армии. И считаю, что вы, как командир Красной Армии, должны поступить так же.

— Политрук, — капитану было сложно стоять, опираясь на костыль, и он, махнув Терехину что б тот присаживался, присел на стоящий рядом чурбачок. — Мы уже ведь говорили с тобой на эту тему.

— Товарищ капитан, — политрук упрямо продолжал стоять, заставляя капитана задирать голову. — Вы, как и я, давали Присягу…

— Я помню Присягу! — капитан раздраженно, будто отметая слова Терехина в сторону, махнул рукой. — И продолжаю выполнять ее. Подумай сам, политрук! У меня восемьдесят бойцов, треть из которых ранена. Сколько дойдет до фронта? Сколько перейдет через него?

— Товарищ капитан… — Терехин попытался перебить капитана, но тот его проигнорировал.

— А с этими мне что делать? — капитан, упорно не замечая попыток Терехина вставить слово, обвел рукой лежащих в лазарете раненых. — Пристрелить или здесь бросить? Пойми, политрук, если мы пойдем через фронт — большинство моих бойцов просто не дойдет. А остальные — лягут при переходе через фронт. Зачем зря гнать на убой людей, если каждый из них может бить врага и здесь? Мы же не в своем тылу сидим! Здесь немцев не меньше чем в окопах на передовой.