Лесной фронт. Задача - выжить - Страница 21

В конце концов, когда я уже решил было упасть здесь на месте и пусть пристрелят, если захотят, из темноты раздалось "Стой! Кто идет?"

— Свои, Костик. — ответил тот же самый голос, который допрашивал нас.

— Митрофаныч, ты чтоль?

— Буденный! — на настроение Митрофаныча события этой ночи оказали не лучшее воздействие. — Со всей своей конницей! Командир не спит?

— А я знаю? Торчу тут уже третий час.

— Ну и торчи себе. — наша колонна двинулась дальше. — А мы пойдем. Доложится надо.

Минут через пятнадцать за деревьями показались проблески костров и вскоре мы вышли на свет.

— Знач так, — Митрофаныч, оказавшийся пожилым мужиком с седой шевелюрой и такими же седыми усами, по сравнению с которыми, ныне уже покойный, Михалыч был просто до синевы выбрит, одетым в потертый серый пиджак, галифе и сапоги, скинул с плеча и упер прикладом в землю винтовку. — Раненых оставляем здесь. Алексашка, проследи что б их посмотрели, а мы — к командиру.

Мы с облегчением положили носилки на землю, оставив Терехина на попечение одного из наших конвоиров, и, под конвоем остальных, пошли за Митрофанычем. Тот быстрым шагом направлялся к какой-то конструкции, видневшейся между деревьев. Вблизи конструкция оказалась здоровенным шалашом. На высоте около двух метров между деревьями была горизонтально закреплена здоровенная палка, длиной метра в три, по бокам которой под углом были закреплены разномастные ветви, скрывающие привядшей листвой то что творилось внутри. Вход в эту импровизированную палатку закрывал кусок брезента.

— Семен Алексеич, ты не спишь? — даже если тот и спал, гулкий голос Митрофаныча поднял бы и мертвого. — Мы тут с ребятками вернулись.

На свет костра из шалаша вышел высокий (вот почему строение такое высокое) человек в поношенной, но аккуратно зашитой, командирской форме. Под отросшими волосами, отражая пляшущие языки огня, на гладко выбритом лице сверкали черные глаза. Форма, хоть и во многих местах зашитая, была чистая, казалось еще и отутюженная, и сидела на мощной фигуре будто только из ателье. На петлицах поблескивали по одному прямоугольнику — капитан.

— Не сплю, Митрофаныч. Вас ждал. Как сходили?

— Славно сходили, Семен Алексеич. И дело сделали, и вот, — Митрофаныч кивнул на нас, тесной кучкой стоявших перед шалашом. — привел тебе. Там еще офицер раненый. С Алексашкой оставил.

Взгляд капитана переместился на нас.

— Ну и кто вы такие?

— По лесу бегали. — за нас ответил Митрофаныч. — Мы когда по аэродрому постреляли, немец с пулеметов палить начал. Ну, мы быстренько в лес кинулись. Бежим, значит, а тут слышим — сзади кто-то тоже бежит. Мы залегли, думали немец по нашу душу в лес полез. Как увидели их, начали стрелять. А они — в ответ. Гранаты бросали, значит. А я слышу — кто-то из них по-нашему кричит. Ну и сказал ребятам огонь-то прекратить и этим, что б сдавались. Вот…

Митрофаныч закончил выкладывать свою версию событий и повисла пауза. Поскольку никто из наших говорить, вроде, не собирался, пришлось объяснять ситуацию снова мне.

— Товарищ капитан, боец Найденов. — я решил назваться той фамилией, которой меня окрестил Терехин. — Мы из окружения пробивались к линии фронта. Хотели перейти к своим. На выходе из леса наткнулись на аэродром и, поскольку наших сил не хватало для ведения боя, решили обойти его стороной. Мы собирались уходить в лес, когда ваши обстреляли аэродром. Когда немцы открыли ответный огонь, мы побежали в лес и, опасаясь преследования, продолжали бежать и после того как немцы прекратили стрелять. Потом попали под огонь из леса. Думали, что снова нарвались на немцев и начали отстреливаться. А когда нам на русском языке предложили сдаться, решили, что нас, по ошибке, обстреляли свои же и сдались.

— Значит так, — капитан немного обдумал мой рассказ и принял решение. — Митрофаныч, отведи всех, кроме Найденова, вон к тому костру. Потом по одному ко мне.

Серьезно у них тут. Решил по одному допросить. А что, он должен сразу всему поверить и принять нас с распростертыми объятиями? Так время сейчас не то. Мы вполне можем оказаться и немецкими диверсантами, и провокаторами, и просто дезертирами. Я б тоже, на месте капитана, был недоверчивым. Тем более, мы в той короткой схватке в лесу, похоже, одного его бойца уложили, а второго — ранили.

— Ну что, Найденов, — когда остатки моего отряда устроились у горящего в отдалении костра, капитан присел на лежащее у входа в шалаш бревно и продолжил. — Рассказывай кто ты. В какой части служил? Как в лесу оказался? Что можешь сказать о своих спутниках?

— Товарищ капитан, — я секунду подумал и решил позволить себе немного понаглеть. — Разрешите не по уставу?

Бровь капитана удивленно приподнялась, но он кивнул.

— Дело в том, товарищ капитан, что я не помню кто я.

— Как так? — капитан скептично скрестил на груди руки.

— Я очнулся в лесу у дороги. Рядом лежал расстрелянный грузовик и трупы. Видимо, я ехал в этом грузовике, а когда нас обстреляли и машина перевернулась — ударился головой. — я снова продемонстрировал свой, уже подживший, шрам на лбу. Похоже, он у меня скоро станет вместо удостоверения личности. — Я тогда не помнил ни кто я, ни откуда я и что вообще здесь происходит. Только имя помню…

— А фамилию? — тут же парировал капитан.

— Фамилию "Найденов" мне дал товарищ младший политрук. — я кивнул головой в ту сторону где остались носилки с Терехиным. — Он там лежит. Раненый.

— А капсулы при тебе не было? — судя по тону, капитан не очень-то мне верит. Даже удивленно хмыкнул. Я отрицательно покачал головой и показал руками на свою одежду, больше походившую на лохмотья.